– Давайте пообедаем, – предложила она после того, как мальчики и мистер Хёкстер справились с первоначальным восторгом.

Они собрались на носу гондолы, где могли сквозь стеклянный пол смотреть на город, пока ели тофубургеры, приготовленные Амелией на кухне.

– Сколько миль ты пролетела на этой штуковине? – осведомился мистер Хёкстер.

– Наверное, уже миллион есть, – ответила Амелия.

Она спросила то же у Франса, и тот своим спокойным, невозмутимым голосом ответил:

– Вместе мы преодолели миллион двести тысяч восемнадцать миль.

Хёкстер присвистнул.

– Можно было пятьдесят раз облететь вокруг планеты, если двигаться вдоль экватора. Если не больше.

– Наверное. Я здесь много времени провела. Это теперь у меня вроде своей маленькой небесной деревни. Или, можно сказать, небесный коттедж. Было время, когда я вообще отсюда не спускалась.

– Как барон на дереве, – сказал Хёкстер.

– Кто это такой?

– Молодой барон, который однажды забрался на дерево в Италии и потом за всю жизнь никогда больше не спускался. Предположительно.

– Ну да, так и у меня было. Несколько лет.

– Лет?

– Ага. Наверное, около семи.

Хёкстер и мальчики уставились на нее.

– Ты находилась здесь одна целых семь лет? – изумился Хёкстер.

Амелия кивнула, чувствуя, как краснеет.

– Зачем? – спросил Роберто.

Она пожала плечами и вспыхнула еще сильнее.

– Я и не знаю толком. Хотелось от всех отстраниться. Наверное, мне не нравились люди. Произошло кое-что дурное, и мне хотелось уйти. Я так и сделала, а потом запустила все это дело с «Искусственной миграцией», поняла, что могу общаться с людьми отсюда, так, словно они не настолько и плохи. Я кое-как привыкла снова общаться с ними отсюда через облако, а потом один раз, когда пролетала над Нью-Йорком, в Мете оказалась свободная мачта, и я познакомилась с Владе: он поднялся в купол и понравился мне. С ним было очень комфортно, и потом всё и пошло, и пошло…

Все задумались над ее рассказом.

– А Владе знает, какую роль сыграл в том, что ты вернулась? – спросил мистер Хёкстер.

– Нет, вряд ли. Знает только, что мы друзья. Но люди… не знаю. Они думают, что я более нормальная, чем на самом деле. Не видят меня настоящей.

– Мы тебя видим, – заверил ее Роберто.

– Да, вы видите.

Они поговорили о животных, за которыми ей доводилось наблюдать. Амелия сказала, что у нее где-то был список, но сейчас не хотелось всех перечислять.

– Давайте лучше будем высматривать новых.

Они летели над городом. Вокруг во все стороны простиралась широкая гладь воды, где вдоль бухты протянули свои колючие спины гигантские морские змеи – Манхэттен, Хобокен, Бруклин-Хайтс, Статен-Айленд. Вдалеке всюду простиралась земля, зеленая и ровная, за исключением юга, где тусклым старым зеркалом поблескивал Атлантический океан.

– Смотрите, – сказал старик, глядя в один из телескопов. – Кажется, там стайка морских свиней. Или это косатки, как думаете?

– Вряд ли косатки стали бы заходить в бухту, – усомнилась Амелия.

– Но они такими большими выглядят!

– Да, немаленькие. Но и мы летим довольно низко. Может, это речные дельфины, я знаю, что их завозили сюда из Китая, чтобы спасти от вымирания.

Спины, похожие на китовые, гладкие и гибкие. Всего около двадцати, они поднимались к поверхности и выдыхали водяной пар, точно киты.

– Мистер Хёкстер, мне кажется, это киты Мелвилла! Они приплыли за ним!

– Интересная мысль, – улыбнулся Хёкстер.

Пролетая на север над Гудзоном, они видели, что берег Джерси в преддверии зимы уже обледенел.

– На таких побережьях, как это, у нас больше всего шансов увидеть жилища бобров или ондатр, – сказал Хёкстер, не отрываясь от телескопа. – Присмотритесь к ним.

Мальчики на какое-то время этим занялись, но потом стали снова рассматривать город. Большинство причалов уже восстановили, и они теперь тянулись вереницей вдоль берега Манхэттена. Высотки аптауна сверкали изумрудными, лимонными, бирюзовыми и фиолетовыми красками.

– И где ваше болото? – спросила Амелия.

– Возле того высокого тощего здания, – сказал Роберто.

– Ах, высокого тощего здания? Ну да, это же такая редкость!

– Ой, точно. У фиолетового. На востоке от него. Раньше там был ручей. Там должен получиться хороший солончак, и можно построить пару платформ мистера Гэрра, чтобы его изучать и за ним ухаживать.

– Я рада, что вы этим занялись. Но разве вы не должны быть взрослыми, чтобы владеть собственностью?

– Не знаю. Но мы же как холдинговая компания.

– Я думал, у вас институт, – проговорил мистер Хёкстер.

– Вы же тоже состоите! И да, так и есть. Манхэттенский институт изучения животных.

– Я думал, это Институт Стефана и Роберто, – сказал Хёкстер.

– Так только вы его называете. Я хотел назвать Институтом бездомных животных, но за это не проголосовали.

– Потому что у животных всегда есть дом, – который раз объяснил ему Стефан.

– Так это правда, что эти высотки сейчас почти все заселены? – спросила Амелия, отвлекая их от незавершившегося спора.

– Я слышал, что да, – ответил мистер Хёкстер. – Новый налог на отсутствие оказался довольно действенным. Из-за него и налога на капитальные активы владельцам приходится либо их занимать, либо продавать тем, кто займет. И вроде бы по новому городскому закону запрещается, чтобы жилье в них стоило слишком дорого. Даже сама мэр этим воспользовалась. Я читал, что на одном этаже в кластере Клойстер можно расселить до шестисот человек.

– А как они добавляют сантехнику на такое количество людей?

– Должно быть, протягивают наружные трубы.

– Выглядит странно.

– А мне эти высотки нравятся. Раньше они казались жутковатыми, такие все ровнехонькие, плавные. Им не помешает немного новых деталей. Немного Нью-Йорка.

– И сточных труб!

– Вот и я о том же.

– А мне нравится, что они плавные, – сказала Амелия. – Нью-Йорк всегда был плавным.

С их высоты люди, толпящиеся на тротуарах и площадках аптауна, казались размером с мелких муравьев.

– Неужели там правда найдется место для всех этих людей? – усомнилась Амелия.

Хёкстер покачал головой:

– Многие из них приходят только на день и вечером уезжают.

– Но многие ведь должны здесь жить.